Провизор.Ру

Информационно аналитический портал

Аптечное дело в России, 1997 Материалы СМИ того времени.

Светлое будущее
московских таблеток

В недалеком будущем
лекарства в московских аптеках должны
заметно подешеветь. Этот приятный и
неожиданный вывод делает наш работник
Рустам Мустафа оглы Арифжданов, посетивший
несколько городских аптек и пообщавшийся
с начальством, которое кормит Москву
таблетками и мажет ее мазями. Мустафа
оглы утверждает, что у него есть по
меньшей мере десять доводов в пользу
своего невероятного прогноза* Прочтите,
пожалуйста, его текст, и если вы хоть
что-нибудь из него поймете, позвоните
нам, пожалуйста, и поделитесь своими
соображениями* Потому что кушать таблетки
мы тоже любим, но денег на них жаль.

Мы
лекарствоголики.

Почему в Москве дорогие
лекарства? Потому что мы их любим. Если
где-нибудь в Калуге, не говоря уже о
Бухаре, соседка стучится к соседке, то,
скорее всего, хочет одолжить соли или
пару луковиц. Москвичка же чаще всего
тревожит приятельницу просьбой об
анальгине. Мы в Москве любим лекарства
до такой степени, что готовы покупать
любую модную новинку задорого. Мы
постоянно за чем-то из медикаментов
гоняемся — то за полумифическим «Лив-52»,
то за «кремлевской таблеткой», а то и
за трихополом.

Лекарственный рынок
Москвы — это больше двух триллионов
рублей, потраченных нами за год. Почти
пятая часть всех потребляемых в России
микстур, таблеток и мазей. Ну что за
московский дом без но-шпы? И у кого же
не лежат про запас в темном, сухом и
прохладном месте анальгинчик с
фталазолчиком? Тысяча рубчиков из каждой
сотни тысяч уходит у москвича на покупку
лекарств. А если учесть еще и приобретаемые
в несметных количествах прокладки,
памперсы, презервативы, палочки для
ковыряния в ухе и прочий сопутствующий
аптечный товар, то и пятерка набежит.
Осталось еще по американскому образцу
ежедневно забрасывать горсть витаминных
драже в алчущий организм. И завершать
вечер — а то и начинать утро! — аспириновой
шипучкой. Тогда уж будем впереди планеты
всей. Потому что по остальной химии
внутри, как и по крылышкам «кеафри»
снаружи, нет нам уже равных в мире.

Москва
сегодня — фармацевтическое Эльдорадо
.
Новые лекарства появляются в столице
со скоростью распространения пиратских
видеофильмов. Мир еще не видел, а на нас
уже действует. Все в Москве есть: от
спрея против вшей до микробатарейки,
поднимающей потенцию. Только все это
дорого. За последние пять лет цены на
импортные лекарства выросли в столице
в 3500 раз. Прописью: в три тысячи пятьсот
раз! Ну ладно, мы же помним, какая была
инфляции в начале десятилетия. Но ведь
и по сравнению с недавним 94-м годом цены
увеличились в три с половиной раза.
Столичные цены на 10 – 20 процентов выше
мировых. Вот как у нас дорого. А почему
бы и нет, если Москва сметает любое
новомодное лекарство. Побороть эту
страсть невозможно. Можно только помочь
москвичу уменьшить его затраты, хоть
немножко удешевить фармацевтический
продукт. Чтобы тратил москвич высвобожденную
сумму денег если не на билет в кино, то
хотя бы на книжку про любовь. А то на
книги москвич тратит в четыре раза
меньше, чем на таблетки. Не робей, москвич,
помощь идет.

В той же аптеке вместо 58 аптекарей сейчас работают 33. 

Ручная работа Прежде чем
поделиться своими выводами, я походил,
конечно же, по московским аптекам,
поговорил со знающими людьми. Был на
Никольской, где главная московская
аптека, которая раньше называлась «Номер
один», а теперь в честь знаменитого
аптекаря — «Феррейн» (с двумя «р», чтоб
не путали с брынцаловской фирмой и
водкой). Прошелся до храма Николы на
Комсомольском проспекте, где аптека «У
храма Николы» — не главная, но одна из
крупных. Аптекари уверенно говорили,
что лекарства могут быть дешевле, чем
сейчас. И будут. Мне тут же привели первый
довод: на смену медикаментам ручной
сборки пришли лекарства фабричного
производства. А это всегда дешевле . —
Ничего не дешевле, — возразил я Светлане
Евгеньевне Руколеевой, директору-провизору
аптеки «У храма Николы», то есть бывшей
229-й. — Вот сколько, к примеру, стоили
десять лет назад лекарства, которые вы
сами в аптеке делали? — Некоторые вообще
ничего не стоили, — призналась Светлана
Евгеньевна. — Продавали за три копейки,
из которых две копейки аптека платила
за покупной пузырек. А капли попроще,
скажем, «бэ два» с аскорбинкой, вообще
продавались за две копейки. Деньги
брали, получается, только за пузырек. —
Вот-вот, а сколько теперь фабричные
капли стоят, пусть даже с учетом инфляции?
— Вы бы еще про колбасу по два двадцать
вспомнили, — не согласилась Светлана
Евгеньевна. — А настоящие капли и тогда
стоили у спекулянтов далеко не копейки.
Скажем, витоюдорол, французские капли,
которые имелись только в аптеке 4-го
партийно-правительственного медицинского
управления. Мы же мечтали о них. А сами
изготавливали вициин. Как бы заменитель
этих дефицитных капель для
непартийно-неправительственных людей.
Включали на весь день бактерицидную
лампу, делали заготовки, и за день работы
получалось 400 флаконов глазных капель.
На полнедели торговли хватало. Американский
ужас Однажды в середине восьмидесятых
приехали в аптеку к Светлане Евгеньевне
американцы. Им открыли служебную дверь,
и американцы обомлели. Их поразило то,
что служебные помещения занимали
основную часть аптеки. Если в отделе
готовых лекарств одновременно работали
четыре-пять человек, то в
рецептурнопроизводственном — 12. Провизор
принимал рецепт и быстренько подсчитывал
стоимость компонентов, чтобы сообщить
покупателю цену. Как бы быстренько он
это ни делал, помните, какие выстраивались
очереди? На «прописи» — так фармацевты
называют врачебные рецепты — наклеивался
номер. С этого момента каждое лекарство,
которое необходимо было изготовить,
называлось «номером». Контролер проверял
«номера» и распределял их в ассистентскую
по столам. За каждым столом работали
несколько человек. Был Жидкий стол, где
делали микстуры и капли. Дальше шел
Внутренний сухой стол для порошков,
свечей и пилюль. Сейчас пилюли уже и не
делают. А тогда специальными бумажечками
раскатывали тесто из густого экстракта
валерьяны с добавлением других элементов
и длинную эту колбаску резали на
таблеточки. Имелся также Наружный стол
для притирок, мазей, взвесей. Через два
дома от аптеки располагался косметический
институт, оттуда всегда поступало много
рецептов. Вот и «крутили мази», взбивали
без устали «болтушки» и взвеси. Своя
поговорочка родилась: «Ты не болтушка,
ты взвесь». Одергивали любительниц
потрепаться по телефону: телефон-то на
всю аптеку один, а как тогда, так и сейчас
женщины составляют ни много ни мало 93
процента аптечных работников Москвы
(цифра точная). Глазной стол был даже и
не столом, а отдельным кабинетом, даже
целым блоком. Ведь для этого тонкого
производства нужна была еще и автоклавная,
где стоял перегонный аппарат с
дистиллированной водой. Здесь делали
глазные капли и мази, стерильные
лекарственные формы для инъекций.
Четыреста «номеров» ручной работы были
дневной нормой аптеки. — Сколько это
процентов от продаваемых в аптеке
лекарств? — спросили те самые дотошные
американцы. — Как, всего семь процентов?!
Иностранцы ошарашенно оглядели огромные
помещения, склонившихся над столами
провизоров и подытожили: — У вас
очень-очень богатое государство! Они
еще не знали про цену в две копейки.
Аптекари делали за копейки трудоемкую
работу, результаты которой заведомо
уступали по качеству импортным фабричным
аналогам. Такая была логика социалистической
фармацевтики. Теперь здесь, «У храма
Николы», изготавливают лишь 60 «номеров»
в день — только в случае, если больному
необходима нестандартная смесь. Это
лишь два процента продаваемых лекарств.

Второй довод: в аптеках при сокращении
собственного производства теперь
требуется меньше работников, чем раньше.
В той же аптеке вместо 58 аптекарей сейчас
работают 33.

Подорожают зеленка и йод Но
при чем здесь цена на лекарства? Ну,
работников меньше, ну, меньше ручной
работы, а алка-зельтцер как стоит двадцать
тысяч, так и будет стоить. Мне старательно
объясняли.

Импортное лекарство аптека
закупает у оптовиков на складах. А потом
к этой цене приплюсовывают наценку и
продают лекарство нам с вами. Но в
наценку, кроме прибыли, включают и
издержки аптеки. Больше трудоемкого
ручного производства, больше в аптеке
персонала — значит, и наценка больше.
Так что где-то алка-зельтцер идет по
двадцать, где-то — по девятнадцать, а
где-то — и по двадцать одной. Только я
согласился с двумя доводами аптекарей
в пользу грядущего подешевения, как
меня огорошили третьим: Комитет фармации
Москвы ввел предельный процент надбавки
на ассортимент аптек. Не на каждое
лекарство в отдельности, а на все, что
стоят на полках. Расшифровывать идею
долго, но суть очень простая. Теперь
можно установить, например, 250 процентов
надбавки на дешевую зеленку или йод —
цена скакнет, но все равно ведь это будет
очень небольшая цена. Копейки, в сущности.
Зато можно снизить надбавку на дорогой
импортный препарат.

Площадная браньАвтор идеи значительного подорожания
зеленки — председатель Комитета фармации
московского правительства Елена
Алексеевна Тельнова. У нее есть еще один
окольный путь к удешевлению лекарств.
Но путь этот слишком уж тернистый. —
Ой, Рустам, жизни моей на это не хватит.
Я не поверил. Выходило, что Тельнова при
ее 25-летнем аптечном стаже, крутом
характере и далеко не пожилом возрасте,
выйдя на поле брани, не сможет одолеть
какой-то СНИП — санитарные нормы и
правила оборудования аптек. Да кто ж
поверит?! Конечно, СНИП не какая-нибудь
хрущевская пятиэтажка, а, скорее,
основательное сооружение сталинской
постройки. Но ясно же, что правило, по
которому площадь аптеки непременно
должна достигать чуть ли не площади
манежа, — до полутора тысяч квадратных
метров! — это правило устарело. По СНИПу
получается дворец с анфиладами комнат,
а не аптека. — А почему бы и не дворец,
Елена Алексеевна? Я лукавлю. Понятно,
что на содержание дворца затраты
требуются соответствующие. На каждое
лекарство накручивается несколько
сотен рублей с арендной платы. Вот он,
четвертый довод в пользу удешевления
лекарств: Комитет фармации борется с
гигантоманией в аптечном строительстве.
Впрочем, это вовсе не означает, что у
старых аптек будут отбирать площади.
Конечно же, никто не придет, не скажет:
— А ну-ка! Раз у вас производство теперь
небольшое, а СНИП мы победили, давайте
на ваших площадях мы сантехнику продавать
будем. Унитаз, он ведь тоже для здоровья
человека. Тельнова представляет дело
так. Нужно построить много небольших,
но хорошо оборудованных современных
аптек.

А в большущих старых аптеках
устроить что-то вроде американских
драгсторов, израильских суперфармов…
— Вот в Англии… вы были в Англии? —
спрашивает Елена Алексеевна и объясняет:
— Там наверху аптека и рецептура, внизу
кафе. Разве плохо? Или драгстор. Пожалуйста,
и лекарства купить, и зубную пасту, и
дринк выпить. В суперфарме как в
супермаркете — все, что нужно для
здоровья и гигиены человека. Кстати,
пятый повод для удешевления лекарств
— продажа сопутствующего товара позволит
повысить рентабельность аптек. И инсулин
у нас был свинский Лекарства во всем
мире стоят дорого. Тут никуда не денешься.
Но именно поэтому во всех странах мира
предпочитают лечиться своими лекарствами.
Американцы — американскими, немцы —
немецкими, венгры — венгерскими. Дешевле.
Да и у нас отечественные медикаменты
дешевле импортных — в 1,3-2,5 раза.

Страшно подумать, что случится, если поругаемся сразу и с американцами, и с датчанами 

Шестой
довод в пользу предстоящего удешевления:
отечественных лекарств постепенно
становится больше. Если три года назад
российские лекарства составляли всего
треть от общего числа потребляемых, два
года назад — 40 процентов, то теперь мы
приближаемся к ситуации фифти-фифти. С
одной стороны, конечно, отечественные
лекарства зачастую хуже. С другой,
скажем, цена на корвалол московского
производства упала с полутора тысяч за
упаковку до тысячи. И уже снижаются цены
на лекарства с этиловым спиртом. Это,
конечно, приятно. С корвалолом ситуация
вообще неплохая. Так бы и со всем
остальным! Тщательными усилиями нам
удалось поставить страну в инсулиновую
зависимость от остального мира. От
датчан из «Новонордика» и американцев
из «Элилили». Именно они контролируют
рынок человеческого инсулина. Именно
у них — мощные предприятия, где
напитывающиеся соей, сахаром и другими
продуктами бактерии вырабатывают
человеческий инсулин. В Америке это
производство считается стратегическим
и упрятано в недоступные бомбоубежища.
Еще бы, диабетикам инсулин нужен ежедневно
— без него смерть. В России не было
своего человеческого инсулина. Выше
производства животного, свиного инсулина
мы так и не поднялись. Однако, начав
импортировать инсулин из-за рубежа, мы
свое производство притормозили.

Страшно
подумать, что случится, если поругаемся
сразу и с американцами, и с датчанами.
Скорее всего, не поругаемся. Но все равно
страшно. Вдруг — кризис? Склад характера
Однажды кризис случился. Он случился
осенью девяносто второго и длился до
февраля девяносто третьего. Тогда вдруг
исчез югославский 5-НОК, потом венгерская
но-шпа, потом лекарства из Польши…
Рухнул СЭВ. — Распалась связь времен,
— по-шекспировски комментирует пережитое
Светлана Евгеньевна, директор-провизор
аптеки. А что еще она могла сказать?
Шестьдесят пять процентов российских
фармпредприятий оказались практически
банкротами. А появившиеся сотни мелких
оптовых фирм — их в фармацевтическом
мире называют складами — все закупали
и закупали импорт. В общем, из кризиса
вышли.

Тридцать лет назад в Москве было
четыре оптовых склада лекарств. Три
года назад количество этих фирм достигло
1300. То есть стало как бы хорошо. — Вот
пришли к нам в аптеку молодые энергичные
ребята. Никакие, конечно, не провизоры,
не фармацевты, — вспоминает Светлана
Евгеньевна Руколеева. — Мы, говорят,
собираемся организовывать фирму, чтоб
закупать за границей лекарства, а вам
предоставлять на реализацию. Вы, говорят,
напишите нам списочек, чего вам нужно,
из каких стран привозить и по какой
приблизительно стоимости. Я Людмилу
Николаевну позвала, зама, обрадовалась.
У нас ведь тогда ни денег, ни лекарств.
Как раз кризис. Все-все написали. Через
день-другой молодой человек приходит:
мы собираемся организовывать фирму…
А мы даже копию с первого списка не
сняли. Составили заново. Исчез молодой
человек. Через пару дней — еще один. В
общем, за полгода их человек двенадцать
пришло. За списками. Мы от них прятаться
начали. Ведь лекарств ни от кого так и
не дождались. Оказалось, ребята
просто-напросто вели маркетинговые
исследования! Через год началось другое
нашествие. Пошли бизнесмены с прайслистами.
А в листочках одно и тоже — анальгин,
димедрол, индийские антибиотики. Однажды
исчез трихопол, так нас потом этим
трихополом завалили. Друг у друга они
этот трихопол перекупали и нам сватали.
Сегодня ситуация в городе такая. Оптовых
фармацевтических складов становится
меньше. И это седьмой повод для оптимизма.
Число складов-посредников уменьшилось
вдвое. Кстати, в Финляндии всего два
аптечных склада — на всю страну. А аптеки
там на каждом шагу. «Время» пришло А вот
аптек в Москве становится больше.

Это
восьмой повод для нашего — надеюсь,
теперь уже общего с вами, — оптимизма.
Сейчас в городе 542 аптеки. Есть еще и
аптечные киоски, и аптечные пункты.
Разница межу ними существенная. В киосках
продают лекарства, не требующие рецептов.
В аптечных пунктах есть рецептурный
отдел, но собственного производства
нет. Мы говорим об аптеках. В Москве 388
аптек — государственные. Прибыль в
аптечной торговле не больше 5 процентов.
Так что частник идет покупать не аптеку,
а склад. Это ему выгоднее. Городу же
выгоднее, чтоб больше было частных
аптек. Так что теперь понятно, что
крупнейшая из частных аптечных фирм
это, конечно же, не компания Иосифа
Давыдовича Кобзона. Мощный аптечный
бизнес Кобзона — миф. Что ж он — совсем?
У него и раньше на пару с Шабтаем
Калмановичем было всего лишь несколько
аптек под общей вывеской «Лиат—Натали».
(Правда, одна из них, на Красной Пресне,
до сих пор входит в пятерку крупнейших
в городе.) Но имя дочери Кобзона из
названия фирмы исчезло. Осталось лишь
имя дочери Калмановича. «Лиат Интернейшнл»
(это склады) в фармацевтическом бизнесе
столицы, по рейтингу Комитета фармации
Москвы, лишь на 11-м месте.

Крупнейшую же
частную аптечную фирму — «Мультифарма»
возглавляет Наталья Ивановна Подгорбунских,
которая когда-то работала в 229-й аптеке
фармацевтом. А теперь под ее началом
около четырех десятков аптек. Бывший
же начальник Подгорбунских (и не только
ее бывший начальник, а вообще всех
советских аптекарей )Александр Дмитриевич
Апазов оказался менее предприимчив. В
его «Фармимексе», правопреемнике
союзного ГлавАПУ, — всего пять московских
аптек. Правда, говорят, в провинции
Апазов развернулся лучше.

Мало что
получилось в аптечном бизнесе у частных
компаний «Московия» и «Балчуг». А жаль.
Именно на частника рассчитывают в
московском правительстве, когда говорят,
что столице не помешала бы еще сотня
аптек. Впрочем, «Время», кажется, пришло.
«Время» — тот самый частник, которому
нужны аптеки. У них есть заводы, склады,
теперь будут и московские аптеки. Это
короли российского лейкопластыря. У
них 98 процентов всего производства
пластыря в России. Это оптовик — 13-е
место по московскому аптечному рейтингу.
Но главное они уже скупили: Воронежский
завод перевязочных средств, Белгородский
и Щелковский витаминные — и производят
свыше ста видов лекарств.

«Время» уже
владеет аптечными сетями Мурманска и
Пензы, вот уже «Время» подошло к Москве.
Московское правительство предложило
лейкопластырщикам прикупить убыточные
аптеки — по три в каждом округе. Покупайте,
мол, и начинайте работать. Те вроде бы
и начинают. С первого октября. Льготы
только москвичам Предпоследний мой
довод — друг из Миасса Женька Залесский.
Бывал он в Москве проездом, но каждый
раз доставал стопку новехоньких рецептов
с одной и той же докторской печатью
медсанчасти родного завода и начинал:
— Аллохол, ацикловир, баралгин,
бензобарбитал… — Погоди, Женька, ты
чего это мне читаешь? — встревожился
я, когда это случилось в первый раз.
Женька поднял глаза и успокоил: — Бабки
есть! Гидрокортизон, диазепам,
ацетилсалициловая кислота, клозапин,
маалокс, нистатин… Рецептик к рецептику.
Штук двадцать, хотя и на разные фамилии
миасских «больных». Потом мы ходили по
аптекам нашего города. Потом я перестал.
— Залесский, — сказал я ему, — тебе
зачем столько лекарств? Что, у вас в
Челябинской области ацетилсалициловой
кислоты нет? И Женька раскрыл мне страшную
тайну. Есть оказывается такое специальное,
принятое еще при Гайдаре 970-е постановление
правительства. Называется «Перечень
жизненно необходимых и важнейших
лекарственных средств, реализуемых
населению по рецептам врачей с
50-процентной скидкой ». Более 200 препаратов.
То есть любой человек, имеющий рецепт
на покупку лекарств из перечня, платит
лишь полцены. Льготы за счет местного
бюджета. У местного миасского бюджета
денег нет, а Москва выделяет в год
триллион двести миллиардов. Вот и ездил
Залесский с рецептами в Москву
отовариваться. За весь родной завод.
Позвонил недавно. — Буду, — сказал, —
проездом. — Будь, — пригласил я его. —
Только московское правительство приняло
решение по льготным рецептам выдавать
лекарства только москвичам. Таков он,
мой девятый и решительный довод! Так
ведь и не приехал больше друг мой Женька
Залесский. Это, может быть, радикально
на цену какого-нибудь конкретного
лекарства не повлияет, но москвичам
лекарств за полцены больше достанется.
Окончательный диагноз А десятый повод
для моего неиссякаемого оптимизма
убедителен и прост. Вышел я из аптеки
«Номер один» на Никольской улице и
впервые за много-много лет не увидел
толпы суетливых спекулянтов. Нет толпы,
рассосалась. Драгдилеры ушли, видимо,
в дальние подворотни. А дефицита обычных
лекарств нет. Понимаете? Дефицита нет.
А это верная примета — подешевеет!




 

Loading